Хранительница карт судьбы [Litres] - Елена Артамонова

– Тетушка! Алик! Отзовитесь!

Вытянув шею, Аннушка долго вслушивалась в тишину, потом решительно шагнула вперед – скрипнул под ногами паркет, легкое облачко на миг закрыло солнце, заколыхалась росшая под окном сирень, рука легла на отделанную позолотой, нагретую солнечными лучами ручку… В душе возникло странное ощущение пустоты. Казалось, Аннушка стояла на самом краю пропасти, готовясь сделать шаг в никуда. Разыгравшееся воображение подбрасывало самые жуткие варианты того, что можно было обнаружить за белыми створками. Пауза затянулась.

– Ну же, давай! – подбадривала саму себя Аннушка. – Ты же можешь это!

Дверь не была заперта, но открывалась медленно, с усилием, словно не желая расставаться со скрывавшейся за ее порогом тайной. Прежде, рассматривая детскую, можно было не то чтобы разглядеть, но угадать интерьер смежной комнаты, но теперь за дверью не чувствовалось пространства. Готовая к худшему, Аннушка решительно распахнула обе створки и застыла, потрясенная увиденным. То, что открылось девочке, оказалось хуже любого кошмара – за дверью не прятались монстры, не скрывались призраки, там не было бесконечного, уходящего во мрак лабиринта, там не было почти ничего – только немного обвисший, потемневший от времени холст… Здесь заканчивался мир картины, здесь заканчивалось все.

Удивленная, растерянная, напуганная, Аннушка отпрянула назад и тут же услышала за спиной знакомое постукивание. Затравленный взгляд метнулся в сторону, откуда исходил звук. Игрушечная лошадка не стояла без дела – маленький мальчик с золотистыми локонами только что покинул седло и теперь неторопливо шел ко второй, невидимой из реального мира двери.

– Стой! Подожди!

Он не обернулся, никак не отреагировал на окрик девочки. На его бархатную курточку упали солнечные лучи, засверкали золотом нежные, как шелк, волосы. Вот таинственный обитатель картины приблизился к двери и, прежде чем Аннушка успела что-либо предпринять, скрылся за ней.

– Подожди… Я только хотела спросить…

Не надеясь догнать златокудрого малыша, девочка все же отправилась следом. Но идти пришлось совсем недолго, лишь до порога комнаты – за второй дверью также не было ничего, если, конечно, не считать огромного старого холста. На растрескавшейся грунтовке еще угадывалась набросанная углем фигурка ребенка.

Внешне Аннушка казалась спокойной, но душу уже захлестывала волна паники. Страшная догадка о том, что картина – ловушка, из которой нет выхода, что весь иллюзорный мир ограничивается четырьмя стенами комнаты, повергала в ужас. Девочка пришла сюда ради того, чтобы спасти близких людей, бороться и побеждать, а вместо этого оказалась в тупике, в западне, в маленьком кошмарном мирке, где десятилетиями не происходило абсолютно ничего. Нет, из Аннушки ни при каких обстоятельствах не могла получиться бесстрашная героиня, сокрушавшая на своем пути любые преграды, только жертва – испуганная, жалкая, беспомощная… В отчаянии девочка метнулась к окну, распахнула рамы с прозрачными, словно только что вымытыми стеклами. За ними не было пышных зарослей сирени, голубого неба и крыш соседних домов – только все тот же потемневший грубый холст, ограничивавший пространство этого крохотного мира. Путь вперед оказался отрезан, и теперь оставалась только одна-единственная дорога, ведущая домой.

Уже не веря в спасение, Аннушка подскочила к висевшей на стене картине – к проходу в реальный мир. Надо было любой ценой открыть его, суметь вырваться из западни. Ярость и обида сокрушали невидимые преграды, а страх и отчаяние делали их крепче. Девочка попыталась разозлиться, разжечь в душе огонь гнева, но так и не смогла. Ей было страшно, она чувствовала себя маленькой, несчастной, всеми обманутой и обиженной. Соленые ручейки струились по щекам и тяжелыми каплями падали на медово-желтый паркет. Сев на пол у стены, Аннушка во весь голос горько зарыдала.

Кемма стремительно вошла в спальню, остановилась перед висевшей на стене картиной – на алых губах жрицы появилась усмешка. Ее свита толпилась позади, не смея приблизиться к госпоже. Бросив взгляд на застывших у порога «королей и королев», Кемма подумала, что стоит разъяснить им смысл происходящего. Ни одно доказательство ее могущества не могло оказаться лишним для этих боявшихся и ненавидевших ее людишек.

– Вы, мои «верные» слуги, так и не смогли схватить и уничтожить главного врага своей госпожи, но я предвидела такой поворот событий, едва войдя в ваш отвратительный, пропахший бензином мир. Кемма, обманувшая богов, может видеть будущее и без волшебных карт Таро, она может все! Едва оказавшись здесь, я подготовила для Хранительницы опасную ловушку.

– Как вы сумели все рассчитать, госпожа? – спросил молчаливый Конан и пристально, не опуская глаз, посмотрел в лицо египтянке. – Откуда вы узнали, что эта девочка ваш враг?

– Нас с Хранительницей будто сковывает невидимая цепь, мы всегда знаем, где найти друг друга. У нас одна судьба на двоих. У нее есть созданные мною карты Таро, мы словно сестры, обреченные на вечное противостояние. Выйдя из своей темницы, я почувствовала, что она рядом, в этом городе, очень-очень близко. Потом ясновидение подсказало мне – женщина, связанная с Хранительницей, придет в дом, в котором я вновь обрела плоть. Тогда-то я и решила устроить ловушку, наложила заклятие на одну из картин, открыла проход, ведущий в нее. Можно было не сомневаться – картина непременно попадет к Хранительнице, и она наверняка захочет заглянуть в нее. Так и случилось. Кемма, обманувшая богов, никогда не ошибается!

– И что же теперь будет с этой Калистратовой? – Кристина шагнула вперед, пытаясь заглянуть за спину жрицы и получше рассмотреть западню, в которую угодила «лупоглазая рыба».

– Она останется здесь навсегда. Точнее, до той поры, пока будет цела эта картина. Потом она погибнет вместе с ней. Легче выбраться из царства мертвых, чем из созданного чьей-то фантазией нарисованного мира. Только мое слово может освободить Хранительницу, но я вряд ли его произнесу.

– Круто… – пробормотала оторопевшая Кристина. – До сих пор не могу к такому привыкнуть!

– Посмотрите, что бывает с теми, кто встает на моем пути.

Кристина, Ульяна и Конан с Димкой опасливо приблизились к картине. Вся компания с любопытством и страхом рассматривала залитую солнечным светом детскую. Все так же стояла на переднем плане игрушечная лошадка, виднелась высокая двустворчатая дверь, но теперь рядом с ней на полу сидела девочка лет тринадцати. Она уткнула лицо в колени и, должно быть, горько плакала.

– Невероятно, это же Калистратова! Во всяком случае, куртка ее. Кроме Аннушки, никто не наденет вещь, вышедшую из моды три сезона назад…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});